КЛИКНИТЕ НА ЛЮБОЙ ПЕРСОНАЖ И УЗНАЙТЕ ЕГО БИОГРАФИЮ.( ВЫБОР ЯЗЫКОВ СЛЕВА )

Гарри Гудини Гарри Гудини (англ. Harry Houdini, наст. имя и фамилия Эрих Вайс; англ. Erich Weiss или Ehrich Weisz; 24 марта 1874, Будапешт, Австро-Венгерская Империя — 31 октября 1926, Нью-Йорк) — американский иллюзионист, прославившийся разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями.

Беседа с Олегом Леонидовичем Лундстремом ..Говорят, что синонимом слова «джаз» в русском языке вполне может стать вписанное золотыми буквами в историю русской и мировой музыки имя Лундстрема. Но не все слышали, что оркестр, бессменным руководителем которого он является вот уже 67 лет, свою популярность получил именно в Шанхае. Поэтому, обращаясь к истории русской диаспоры 30-40 годов двадцатого века неизменно, наряду с Вертинским, мы вспоминаем Лундстрема.

Два капитана и один Каверин «Я придерживаюсь в жизни очень простых правил. Быть честным, не притворяться, стараться говорить правду и оставаться самим собой в самых сложных обстоятельствах. Эти принципы я и пытался претворить в моих произведениях, в характерах моих героев».

Модистка-декабристка Новое в известной истории француженки Полин Гебль, отправившейся180 лет назад в сибирскую ссылку вслед за своим возлюбленным Иваном Анненковым.

ТРИ МУЗЫ Михаила Булгакова Январским утром 1918 года по улицам Вязьмы в отчаянии металась молодая женщина.Она бегала по аптекам и спрашивала морфий. Ей было не позавидовать. В стране, где бушует социальная революция, даже аспирин в дефиците, а тут морфий.

Иван Поддубный ..Экс- грузчик стал борцом цирка итальянца Энрико Труцци. Первые же выступления принесли ему известность. Высокий, прекрасно сложенный, с четкими, мужественными чертами лица борец быстро обзаводился поклонниками и поклонницами.

Марио Ланца Марио Ланца в нашей стране узнали уже после его смерти. Но от этого не стали меньше его любить. Его не любить невозможно – таким красивым он был и таким невероятным по красоте и страсти голосом он обладал.

Одиссея пленников «Т-36» Когда-то четыре эти фамилии были на слуху в каждой советской семье. О них писали газеты и журналы, их храбростью восхищались знаменитые путешественники, а политические деятели награждали их почетными ключами от города и орденами Красной Звезды.

Лидия Русланова —Моя вторая мама ВЕСНОЙ 1943 года возле одной из могил на Новодевичьем кладбище стояли трое: мужчина в генеральской шинели, статная женщина и маленькая девочка. «Ты знаешь, Маргоша, — сказал генерал, — наша мама долго болела, теперь ее не стало. Но она просила, чтобы ты приняла свою вторую маму как родную».

Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить! (Памяти Леонида Утесова) Леонид Осипович Утесов был кумиром не одного поколения. У него не было музыкального образования и сильного голоса. У него было большее. Он пел сердцем.

"Молодая гвардия" Сотня юных бойцов …" Нет, вовсе не из буденовских войск, а из г. Краснодона 60 лет назад встала на защиту Родины. 30 сентября 1942 г. в неизвестном тогда ещё маленьком шахтёрском городке на Луганщине родилась подпольная комсомольская организация с названием из популярной песни "Молодая гвардия". Её возглавили Иван Туркенич , Олег Кошевой, Иван Земнухов, Сергей Тюленин, Ульяна Громова, Любовь Шевцова.

ЧЕТВЕРО СМЕЛЫХ Семьдесят лет назад страна послала экспедицию первопроходцев на освоение северных широт участники дрейфующей полярной станции «Северный полюс-1»

Смирнов Сергей Сергеевич Бывают писатели «одной книги», а Сергей Смирнов был писателем одной темы: в литературе, в кино, на телевидении и по радио он рассказывал о людях, героически погибших в Великой отечественной войне, а после этого — забытых.

Клячкин Евгений Исаакович В конце 60-х я сразу полюбил ранние песни Евгения Клячкина, не зная их автора. "Сигаретой опиши колечко", "Не гляди назад", "Ты наверно, права" сразу запали в душу и остались там навсегда.

Гарри Гудини

Га́рри Гуди́ни (англ. Harry Houdini, наст. имя и фамилия Эрих Вайс; англ. Erich Weiss или Ehrich Weisz; 24 марта 1874, Будапешт, Австро-Венгерская Империя — 31 октября 1926, Нью-Йорк) — американский иллюзионист, прославившийся разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями.

Как свидетельствуют документы, будущий фокусник родился в Будапеште в раввинской семье, хотя сам Гудини утверждал, что местом его рождения является американский штат Висконсин. Его родители эмигрировали в США 3 июля 1878 года, когда Эриху было четыре года. Первоначально семейство обосновалось в городке Эпплтон (штат Висконсин), где его отец Меер Сэмьюэл Вайс (1829-1892) получил пост раввина реформистской синагоги Zion Reform Jewish Congregation (реформистская еврейская община Сиона). В 1887 гoду Гудини с отцом переехали в Нью-Йорк, где к ним вскоре присоединились мать артиста Цецилия (Циля) Штайнер (1841-1913) и шестеро его братьев и сестёр.

Гарри публично показывал карточные фокусы в увеселительных заведениях с 10 лет. В 1892 году принял псевдоним Гудини, в честь французского фокусника Робер-Удена (Гудена). Позже к фамилии добавилось имя Гарри в честь Гарри Келлара, хотя по свидетельствам близких уже в детстве друзья называли его Эри (Ehrie) или Гарри (Harry). Первоначально гастролировал по США вместе с братом. В ранней карьере Гудини преобладали номера по самоосвобождению от наручников и из резервуаров с водой. В рекламных целях он практиковал эффектные трюки, которые могли быть засвидетельствованы целыми толпами зевак. Так, однажды он был подвешен в мешке к карнизу небоскреба, но успешно освободился. В другой раз прошел на глазах множества зрителей через кирпичную стену. В 1903 году был сброшен с моста в Темзу закованным в наручники и кандалы с 30-килограммовым шаром, но через несколько минут всплыл, размахивая наручниками.

Во время тура по Европе и России в 1900 г. Гудини поразил Лондон номером «Исчезновение живого слона», который был им воспроизведен на нью-йоркском ипподроме в 1918 г. Вновь гастролировал по России в 1908 г., демонстрируя самоосвобождение из камеры смертников в Бутырской тюрьме и Петропавловской крепости. Вот как описывают этот трюк авторы книги «От магов древности до иллюзионистов наших дней»: «Запертый в камере тюрьмы, облаченный в арестантскую одежду, он через две минуты вышел, открыл двери соседних камер и, шутки ради, поменял местами заключенных. Затем проник в гардеробную и через пятнадцать минут после того, как был заперт, появился в караульном помещении переодетым в свой костюм».

C возрастом постановочные трюки давались Гудини все сложнее. Даже после удачных выступлений он не раз попадал в больницу. С 1910 г. он стал сниматься в кино. В том же году поставил номер по освобождению из жерла пушки за считанные секунды до того, как сработает запал. Заинтересовавшись авиацией, он приобрел самолет и совершил первый в истории полет над Австралией. Он также сблизился с бывшим президентом Теодором Рузвельтом. Появились слухи, что Гудини связан с американскими спецслужбами и со Скотленд-Ярдом.

В последнее десятилетие своей карьеры Гудини выпустил ряд книг, раскрывавших секреты его мастерства. Он был серьезно обеспокоен тем, что под влиянием популярного в те годы спиритизма многие иллюзионисты стали маскировать свои трюки видимостью общения с потусторонними силами. В сопровождении переодетого в штатское констебля Гудини стал инкогнито посещать спиритические сеансы для того чтобы разоблачать шарлатанов, и заметно преуспел в этом. Последствием стал разрыв со старым товарищем, Артуром Конан Дойлем, который был убежденным приверженцем спиритизма и почитал Гудини за очень сильного медиума.

Обстоятельства смерти Гудини окутаны тайной. Считается, что во время гастролей в Монреале он отдыхал в своей гримерке, когда на него внезапно напал местный студент и нанес несколько сильных ударов в живот. Обидчик был уверен в том, что знаменитый маг сможет выдержать любую боль. Через девять дней Гудини скончался от перитонита. Он оставил жене секретный код, без помощи которого его «истинный» дух не смог бы связаться с живыми во время сеансов столоверчения. Сделано это было для того, чтобы шарлатаны не подстроили сеансов общения с духом Гудини − «грозы спиритов».

Различные эпизоды жизни Гудини не раз экранизировались. В 1999 г. по мотивам его биографии был поставлен мюзикл.

источник- http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B0%D1%80%D1%80%D0%B8_%D0%93%D1%83%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B8

81 год назад от перитонита умер великий иллюзионист Гарри Гудини (настоящее имя — Эрих Вайс). Может быть он был отравлен спиритами? Но родственники в 2007 г. не разрешили вскрывать могилу. Есть его музей с разнообразными ссылками (англ.).

Два капитана и один Каверин

«Я придерживаюсь в жизни очень простых правил. Быть честным, не притворяться, стараться говорить правду и оставаться самим собой в самых сложных обстоятельствах. Эти принципы я и пытался претворить в моих произведениях, в характерах моих героев».
Вениамин Каверин

Вениамин Каверин прожил удивительную, порой драматическую жизнь. Он называл себя учеником Тынянова и Горького, его ругали и хвалили, а он оставался верным рыцарем литературы, а его «Эпилог» стал литературным завещанием.

Н езадолго до смерти Каверин сделал признание: «Мы вот все спорим, кто нужнее: Бердяев или Герцен, Щедрин иди Бунин. А нужна аудитория, созданная Буниным, Герценом, Щедриным, Бердяевым, а еще — Случевским, Анненским, Сашей Черным... Нам ведь только кажется, что эта аудитория есть. Она разогнана, разрушена, удушена. Не до конца, конечно. Надо благодарить судьбу, что она посылает нам гения, но без обыкновенных ремесленников тоже дело не пойдет. Не надо мне напоминать о моем значении. Я средний писатель, настоящий средний писатель. Недаром мой любимец — Стивенсон. И никакое это не самоуничижение. Наоборот. Думаю, по своим способностям я достиг максимума. И смешно, скажем, третьему этажу сетовать на то, что он не пятнадцатый. Но пятнадцатиэтажный дом не может состоять только из верхней, самой заветной части. Нужен и третий этаж, и подвал, И без таких, как я, невозможно развитие культуры».

Немногие способны на такое признание. А Каверин сказал, — честь ему и хвала! Он не заносился от популярности, не лгал, не становился на цыпочки перед властью и бился с ней в меру своих сил.

Вениамин Александрович Каверин (Зибер) родился 6 (19) апреля 1902 года в Пскове. Отец – военный капельмейстер, считавший военный быт нормой жизни, деспот и тиран. Мать — музыкантша, окончила консерваторию. Тяжелое детство? Напротив.

«... Я очень рано познакомился с русскими классиками Тургеневым, Гончаровым, Толстым, – вспоминал Каверин. -. Я тогда, разумеется, не понимал, что литература — одно из самых отчетливых и выразительных проявлений культуры, в особенности русская литература...»

На склоне лет советовал «Надо учиться с юных лет задумываться о себе, как делает, скажем, Николенька, сын Андрея Болконского, в «Войне и мире». Это дисциплинирует самооценку, приучает к критическому отношению к себе».

В 8 лет написал первое стихотворение, которое привело его мать в восторг:

Темно. По улицам Дамаска

Крадется медленно

таинственная маска.

«В 1920 году, — пишет не без иронии Каверин, — я считал себя если не выдающимся, то, по меньшей мере, значительным поэтом».

Ему захотелось узнать мнение Юрия Тынянова, тот прослушал и сказал: «В тебе что-то есть», но при этом посоветовал писать не стихи, а прозу. Оценка Виктора Шкловского была лаконична: «Это элементарно».

«…Не успокоившись на этом, отправился к Мандельштаму и услышал буквально следующее: «От таких, как вы, надо защищать русскую поэзию». С тех пор я уже стихов не писал…»

По совету Юрия Тынянова, наставника и двойного родственника (Каверин женился на Лидии Тыняновой, а Тынянов – на сестре Каверина), незадачливый поэт из Москвы переехал в Петроград, где продолжил образование в институте восточных языков.

Из письма Федина Льву Лунцу: «Каверин окончил восточный факультет и, получив звание араба, уехал в псковскую губернию, наверное, на практику. Задумал написать новую вещь — «Шулера» (20 июля 1923).

Отвечая на вопрос о культурной атмосфере 20-х годов, Каверин рассказывал: «...я совершенно счастливый человек: учился у пяти академиков. Слушал лекции первоклассных русских ученых: Бартольда, Крачковского, Эйзенбаума, был непосредственным учеником Тынянова, Шкловского, я занимался в студии русского языка у академика Курского. Горький с беспримерной добротой пошел навстречу девятнадцатилетнему студенту, который послал ему первый рассказ. Мы стали переписываться. Когда я, еще колеблясь между историей литературы и собственно литературой, защитил диссертацию о русском журналисте и арабисте XIX века Осипе Сенковском, Горький написал мне: «Надеюсь, что вы не оставите вашу прозу ради истории литературы».

Получив звание научного сотрудника 1-го разряда, Каверин занялся собственно литературой. За первой книгой «Мастера и подмастерья» (1923) последовали публикации рассказов и повестей в различных журналах и альманахах. Юрий Олеша сразу отметил талант Каверина: «Зачем вам писать? Ведь вы уже научились». Как член группы «Серапионовы братья», Каверин тяготел к остросюжетным построениям и встал под знамена, поднятые идеологом «братьев» Львом Лунцем — «На Запад!», эпатирующе заявляя: «Из русских писателей больше всего ценю Гофмана и Стивенсона». Эта «иностранность» на первых порах мешала ему, и проницательный Евгений Замятин отмечал: «Чтобы стать очень оригинальным писателем, Каверину нужно перевезти свой Нюрнберг хотя бы в Петербург, немного раскрасить свое слово и вспомнить, что это слово — русское».

Бесцензурное, вольное время «Серапионовых братьев». Из дневника Корнея Чуковского: «Был у Серапионов. Читал стихи Антокольский... Несколько раз вбегала Мариэтта Шагинян. Каверин говорил резкие слова, с наивным видом. Например, Антокольскому сказал: «А все же в ваших стихах — не обижайтесь — много хламу» (18 мая 1928).

Николай Тихонов в одном из писем давал отчет Лунцу: «Веня Каверин: Веня — мой друг и союзник, проклятый западник — он пишет одну за другой великолепные вещи: «Бочку» и «Шулера Дье». Здорово пишет. И тоже сложен, трехэтажен, непонятен «аудитории» — Лева, ты порадовался, если бы услышал «Шулера». У него там такие курильни, тюрьмы в бреду и игра на Владимирском, в клубе, где он усадил за стол всех серапионов, что пальчики оближешь. Веня — молодец. Быть ему русским Фаррером или Честертоном» (окт. 1923).

Каверин остался Кавериным, — и это, наверное, хорошо. Новую манеру письма осваивал в повести «Конец хазы» (1924), где, по словам Горького, «смело шагнул в сторону от себя». Однако у критики было свое мнение, и появилась хлесткая статья «О том, как Госиздат выпустил руководство к хулиганству». Но эта критика лишь подогрела интерес к повести. Группа Серапионов распалась, но Каверин еще долго носил ярлык: Малая советская энциклопедия (1936) представила Каверина как крайнего последователя провозглашенного группой «Серапионовы братья» принципа «искусство без цели и смысла». Цель и смысл – это, разумеется, воспевание партии и социализма.

В «Эпилоге» Каверин с грустью вспоминал литературных собратьев: «Уже еле волочат ноги еще оставшиеся в живых 70-80-летние «серапионы», уже давным-давно они не братья, а враги или равнодушные знакомцы, а в редакциях и облитах все еще притворяются, что нет и не было никогда ни Лунца, ни идеологически порочной литературной группы. Мертвые и живые, они отреклись от своей молодости, как Всеволод Иванов, который заявил на Первом съезде писателей, что «мы — за большевистскую тенденциозность в литературе».

Каверин не изменил идеалам, остался «серапионом» — экспериментатором и выдумщиком, но, тем не менее, свой литературный стиль поменял. «Я от многого отказался, многое пересмотрел, долго колебался, прежде чем перейти к психологической прозе, блестяще развитой в классической русской литературе XIX века».

Лишь один раз Каверин взял неверную ноту, написав «Девять десятых судьбы» (1926), как признавался автор, «в несомненной надежде, что он будет высоко оценен потому, что в нем речь шла об Октябрьской революции... Это была дань легкости, с которой уже тогда можно было сделать блестящую карьеру — официальную — в литературе...»

Позднее, справившись с соблазном, понял, что «роман был прямой изменой собственным убеждениям. Именно так это было принято друзьями и учителями». «Что стало с человеком?» — удивлялся Федин (а что стало позднее с Фединым?!), на что Максим Горький ответил: «Каверин? Он — умник, он скоро догадается, что так писать ему не следует, не его дело». И точно! Больше Вениамин Александрович не подсюсюкивал власти.

В сборниках рассказов Каверина «Бубновая масть» и «Воробьиная ночь» (1927), затем в повести «Черновик человека» и романе «Художник неизвестен» (1931) и еще одном — «Исполнение желаний» (1936), писатель рассматривал проблему таланта и славы. Отдал дань и новеллистике. Каверин признавался: «У моей дочери во дворе спрашивали: «Где твой папа работает?» — «Он писатель, сидит дома и пишет: В. Каверин, В. Каверин, В. Каверин...»

Что верно, то верно: заядлый и плодовитый беллетрист. Затем настал черед «Двух капитанов», но работа была прервана войной. В качестве корреспондента Каверин пребывал на Северном флоте, и опыт военных лет нашел отражение во второй книге «Двух капитанов». Первые части появились в 1939 году в журнале «Костер» (герой Саня Григорьев, воспитанник детского дома, мечтает стать летчиком и раскрыть тайну гибели капитана – отца своей подруги Катьки). Благородная идея повести (сначала это была повесть, а затем роман) была встречена в штыки критиками. В частности, в «Комсомольской правде» появилась статья «Поближе к своим читателям!» В ней говорилось, что «в повести, как в плохом, дешевом романе, есть все — таинственные письма, убийства, отравившаяся Марья Васильевна, «красивая, здоровая, грустная» Катька». И вывод: «Воспитательное значение этой отменно длинной повести очень сомнительно...» За «Комсомолкой» появились другие отзывы: «Группенмейстер Каверин», «Литературный гомункулюс», «Эпигон формализма», «Под знаком индивидуализма» и др.

А в 1949 году новый разнос, «Литературка» предоставила свои страницы неким первокурсникам, которые высказались против «серии нудных увлечений», описанных Кавериным. «Вряд ли сейчас найдутся охотники следить за взаимоотношениями Митеньки и Танечки, к которой не равнодушен Андрей и т.д. Нам просто неинтересно читать об этом...»

«Два капитана», тем не менее, удостоились Сталинской премии 2-й степени и вошли в золотой фонд литературы для детей и юношества. В середине 80-х годов в интервью журналу «Огонек» Каверин говорил: «Что касается «Двух капитанов», количество изданий которого недавно перевалило за сто, то я до сих пор изумляюсь их успеху, не считая этот роман лучшим своим романом. С точки зрения литературного вкуса, новизны я ценю роман «Перед зеркалом». Но время, дистанция, читательский интерес кладут меня в этом смысле на обе лопатки...»

Все дело, очевидно, в остросюжетной динамике «Двух капитанов» и в мощном заряде романтизма: «бороться и искать, найти и не сдаваться».

Не сдавался и сам Каверин, творя свою правдивую прозу: трилогия «Открытая книга» (1949-56), «Здравствуй, брат. Писать очень трудно...» (1965), «Двойной портрет» (1967), «Перед зеркалом» (1972), «Освещенные окна» (1976), «Вечерний день» (1978), «Верлиока» (1981), «Наука расставания» (1982), «Письменный стол» (1985) и еще много чего еще.

Он не был ни диссидентом, ни борцом, и, тем не менее, имел мужество не раз осуждать произвол власти и цинизм господствующей идеологии. Когда травили Михаила Зощенко, Каверин не только не отвернулся от него, как сделали многие другие литераторы, а поддержал его. Написал открытое письмо, в котором объявил о разрыве отношений со своим старым товарищем Константином Фединым, когда тот не допустил до русского читателя «Раковый корпус» Солженицына. А до этого (1954) вызвал из небытия имя Михаила Булгакова: «Я вижу литературу, в которой приклеивание ярлыков считается позором и преследуется в уголовном порядке».

Он свел счеты с недругами в книге «Эпилог», которую он писал в стол в 70-е годы и успел подготовить к печати. «Эпилог» — история советской литературы и ее творцов без всяких румян и прикрас. Суровый и мужественный взгляд на то, кто есть кто. Тут и деградация Тихонова, и предательство Федина, и сопротивление Шварца, и мученичество Зощенко, и мужество Пастернака, суровой приговор Алексею Толстому и Валентину Катаеву, боль за Леонида Добычина, нежность к Мандельштаму, брезгливость к Константину Симонову («Он изложил мне гениальную теорию поочередного взятия пяти Сталинский премий. И взял шесть...»). «Эпилог» получился обжигающим и горьким.

Книга вышла, но автор ее не увидел: он умер в ночь на 2-е мая 1989 года

Автор - Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия http://www.alefmagazine.com/pub1280.html

Модистка-декабристка

Новое в известной истории француженки Полин Гебль, отправившейся180 лет назад в сибирскую ссылку вслед за своим возлюбленным Иваном Анненковым.

История любви Ивана Александровича Анненкова и Полин Гебль, казалось, давно известна. Александр Дюма-отец написал о ней роман «Учитель фехтования», и уже на нашей памяти был снят фильм «Звезда пленительного счастья». Но Дюма, как и подобает романисту, многое придумал и добавил «от себя», а в фильме Владимира Мотыля Ивану Анненкову и его Полине уделено не так много внимания: это лишь одна из сюжетных линий. Так что на самом деле в известной истории много неизвестного.
Все попытки ухаживания, предпринятые избалованным женской уступчивостью кавалергардом, были тщетны. Даже когда он обещал жениться, Полин не дрогнула и отбила этот приступ простенькой просьбой: прежде чем пойти под венец, она желала быть представленной его матушке. Полин знала, что Анну Ивановну Анненкову в Москве называют за глаза «королевой Голконды» – за вызывающе роскошный образ жизни и невероятное самодурство. Поручик боялся своей мамаши как огня, и одна мысль о том, чтобы представить ей француженку-продавщицу в качестве невесты, казалась ему самоубийственной. На этом этапе процесс ухаживания застопорился, и они расстались. Как оказалось, ненадолго...

...Еще несколько жен людей, замешанных в «политическое дело», собирались следовать за своими мужьями, а потому обращались к императрице с просьбой о помощи. Полин, которая никем не доводилась Анненкову, была лишена и этой возможности, а потому весной 1827 года она решилась на отчаянный шаг: узнав, что в мае император будет на маневрах в Вязьме, она собралась ехать туда и просить лично Николая Павловича о разрешении следовать за Анненковым.
Ждать пришлось долго – лишь в ноябре Полин Гебль, или, как ее упорно продолжали величать в деловых бумагах, «Полине Поль», было дано высочайшее дозволение следовать в Сибирь, на Нерчинские заводы. Там отбывал наказание государственный преступник Анненков, который, «будучи спрошен, изъявил желание вступить с означенной Поль в законный брак». Вадковская, крестная мать Ивана Александровича, дала 2 тысячи рублей, ее дочь, Елагина, еще тысячу. Они считали Полин настоящей героиней. А матушка Ивана Александровича, Анна Ивановна, не дала ни копейки. Правда послала с нею до Иркутска двух своих дворовых, чтобы проводили и помогли. Деньги пришли к Полин совсем с неожиданной стороны. Спустя неделю после указа о разрешении ей следовать в Нерчинские заводы Полин вызвал к себе московский обер-полицмейстер Шульгин. В канцелярии ей выдали все необходимые документы для проезда и проживания, и лично обер-полицмейстер вынес ей три тысячи рублей сторублевыми ассигнациями. Он подал деньги вместе с бумагой, сплошь исписанной цифрами, и пояснил, что деньги на дорогу и обзаведение жалует государь император Николай Павлович из личных сумм, а на бумаге выписаны номера сторублевок, выдаваемых ей. При этом, усмехнувшись, Шульгин прибавил: «Государь, вероятно, не очень доверяет своей полиции».
Провожать Полин пришло множество народу, но, как все ни старались поддержать ее, она была сама не своя: в Москве оставалась дочь. Везти ее в Сибирь было безумием. Рыдающую Полин усадили в карету. В ночь на 23декабря 1827 года она выехала из Москвы. В легоньких повозках эта женщина проделала трудный и длинный путь через всю Сибирь и добралась в Читу лишь 5 марта 1828года – подгадав точно ко дню рождения Ивана Александровича. В Сибири Полин приняла православие и стала зваться Полиной Егоровной, а после того, как их повенчали в читинской церкви, уже во всех бумагах писалась Полиной Егоровной Анненковой. Перед венчанием жениха и шаферов – таких же каторжан Свистунова и Муравьева – расковали, а по завершении церемонии снова заковали. Новобрачный пробыл с супругой не более получаса у нее на квартире, а на длительное, двухчасовое свидание его привели только на другой день. Так они стали жить-поживать.

ТРИ МУЗЫ МихаилаБулгакова

Одна от Бога, вторая от людей, третья от дьявола

Январским утром 1918 года по улицам Вязьмы в отчаянии металась молодая женщина.Она бегала по аптекам и спрашивала морфий. Ей было не позавидовать. В стране, где бушует социальная революция, даже аспирин в дефиците, а тут морфий. Аптекарям было жаль женщину, которая с мольбой протягивала измятый рецепт. Они хорошо ее знали. Она была женой доктора из местной больницы. Тот был морфинистом. Вязьма маленький город – такое не скроешь.Где-то на окраине сжалившийся аптекарь продал драгоценный препарат. Несчастная побежала домой, но вдруг остановилась. Она обреченно глядела на пузырек с мутной жидкостью и понимала, что это конец – морфий убьет ее мужа. И в эту минуту пришла спасительная идея. Женщина вернулась в аптеку и купила дистиллированную воду. В последующие недели она подменяла раствор морфия водой, и чудо свершилось. Муж избавился от губительного недуга. Она вырвала его из рук смерти.

Они тогда жили впроголодь. Однажды не ели три дня. Днями Булгаков скакал по учреждениям, как герой его «Дьяволиады». Ночами писал. В то время они жили на Большой Садовой, 10, в квартире №50, которую он прославит в романе «Мастер и Маргарита». Он брался за любую рабо-ту. Как-то вместо зарплаты принес ящик со спичками. Тася их потом продавала на рынке, намаялась. Он упорно пытался организовать жизнь: заработать, обставить их жалкую комнатенку, хотя бы частично вернув утраченное, столь важное для него ощущение дома, где можно хотя бы на время обрести покой.А потом он пробился. Жестокий мир с недоумением взглянул на упорного киевлянина, прочел его рукописи и признал за ним дарование. В газетах и журналах густо пошли его фельетоны, рассказы. И вот уже берлинский журнал «Накануне» требует от своей московской редакции: «Шлите побольше Булгакова!»

Она поддерживала его, повторяла: впереди новая полоса успеха.. Она подчинилаему всю свою жизнь: вела дом, перепечатывала рукописи, писала под его диктовку. И то, что рождалось в его воображении, ясно убеждало ее: читать Булгакова будут только будущие поколения, совре-менники его лучших книг не узнают. В условиях безденежья и безнадежности он создавал роман, опубликовать который было невозможно, – роман о Христе и дьяволе, о Мастере и его тайной возлюбленной. Елена узнала себя в образе Маргариты. Она влюбилась в этот роман. Она сразу поняла: это его главная книга.

Иван Поддубный

...Экс- грузчик стал борцом цирка итальянца Энрико Труцци. Первые же выступления принесли ему известность. Высокий, прекрасно сложенный, с четкими, мужественными чертами лица борец быстро обзаводился поклонниками и поклонницами.

На арене он потрясал. Ему клали на плечи телеграфный столб и с обеих сторон повисали человек по десять, пока столб не ломался. Буря оваций после этого номера вызывала на его лице лишь снисходительную улыбку. За подобной безделицей-разминкой начиналось то, для чего Поддубный выходил на арену — исконно русская борьба на кушаках: соперники забрасывали кожаные ремни друг другу за талию, стараясь повалить. Поддубному на его противников хватало пять минут. Газеты печатали портреты новой звезды цирка, барышни вырезали их на память, а на представления шли с букетами цветов для своего кумира...

В нашей сегодняшней жизни, когда всему, кажется, определены цена и такса, фигура Ивана Поддубного — не только непревзойденный спортивный феномен, а укоризна. Это чувствуют даже совсем молодые люди, недавно написавшие о нем так:
«В среде профессиональных борцов существовали понятия «шике» и «бур». Первое означало работу на зрителя — артистичную демонстрацию эффектных приемов. Финал «шике» был заранее известен борцам. В «буровой» же борьбе определяется наисильнейший... Поддубный никогда не ложился по приказу организатора чемпионата на лопатки.

Только за одно это мы, проводящие большую часть жизни в «шике», обязаны помнить о Поддубном».

Марио Ланца

Марио Ланца в нашей стране узнали уже после его смерти. Но от этого не стали меньше его любить. Его не любить невозможно – таким красивым он был и таким невероятным по красоте и страсти голосом он обладал. Посмотрев фильмы с его участием, послушав его записи, многие девушки плакали оттого, что уже никогда в жизни не смогут встретиться с ним наяву, потому что он ушел от нас раньше, чем мы узнали о его существовании.
Как было бы просто, если бы машина времени была не только чудесной фантазией человека. Тогда мы могли бы вернуть то, что ушло невозвратно – чтобы оно вновь ожило, обрело плоть и дух, снова страдало и радовалось, металось между ошибками и прозрениями и неслось сломя голову за своей несбывшейся сумасшедшей мечтой… Итак: остановись, мгновение!

ОДИССЕЯ ПЛЕННИКОВ «Т-36»

Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов...

Когда-то четыре эти фамилии были на слуху в каждой советской семье. О них писали газеты и журналы, их храбростью восхищались знаменитые путешественники, а политические деятели награждали их почетными ключами от города и орденами Красной Звезды. В их честь слагались напыщенные поэмы, а простой народ весьма оперативно отреагировал на 49-суточный дрейф четырех моряков баржи «Т-36» шуточными куплетами. Детвора распевала, гоняя по двору:

Зиганшин - рок, Зиганшин - буги,

Зиганшин сорок дней на юге.

Зиганшин - буги, Зиганшин - рок,

Зиганшин слопал свой сапог.

Это лишний раз свидетельствовало о громадной либерализации советского строя. Попробовал бы кто-то сочинить подобные частушки про челюскинцев или героев суперперелётов сталинской эпохи...

А кто сегодня, спустя 46 лет, помнит об этих «калифах на час» социалистической эпохи?

Моя вторая мама — Лидия Русланова

ВЕСНОЙ 1943 года возле одной из могил на Новодевичьем кладбище стояли трое: мужчина в генеральской шинели, статная женщина и маленькая девочка. «Ты знаешь, Маргоша, — сказал генерал, — наша мама долго болела, теперь ее не стало. Но она просила, чтобы ты приняла свою вторую маму как родную».

«Я УТКНУЛАСЬ Лидии Андреевне в живот и заплакала. Так мы и стояли втроем, обнявшись, и вместе плакали», — вспоминает уже взрослая Маргоша — Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова.

Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить! (Памяти Леонида Утесова)

49 лет в любви и верности

Леонид Осипович Утесов был кумиром не одного поколения. У него не было музыкального образования и сильного голоса. У него было большее. Он пел сердцем. Надо было родится в Одессе в конце девятнадцатого века, быть немного хулиганом, петь портовым работягам под шум прибоя. Нищим актером объездить весь юг страны, петь на фронте, не теряя жизнелюбия и дара неподражаемого одесского юмора. Его любили, потому что чувствовали главное. Тепло, доброту. Верность.

... И любовь. Ее звали Еленой. Она явилась в потоках дождя и осталась с ним на полвека. С ней он пережил революцию, две войны, любовь народа и недоверие властей. Не пережил одного - смерти любимой дочери Диты.

"Молодая гвардия"

" Сотня юных бойцов …" Нет, вовсе не из буденовских войск, а из г. Краснодона 60 лет назад встала на защиту Родины. 30 сентября 1942 г. в неизвестном тогда ещё маленьком шахтёрском городке на Луганщине родилась подпольная комсомольская организация с названием из популярной песни "Молодая гвардия". Её возглавили Иван Туркенич , Олег Кошевой, Иван Земнухов, Сергей Тюленин, Ульяна Громова, Любовь Шевцова.

К ним примкнули такие же мальчишки и девчонки, которым было по 16-17 лет, а самому младшему Радику Юркину едва исполнилось 14. Их было около 100 , тех кто, несмотря на "новый порядок", установленный фашистами, где за каждое нарушение полагался расстрел, были готовы пожертвовать жизнью, чтобы приблизить Победу. И пожертвовали, почти все, приняв мученическую смерть или в шахты №5, куда их, истерзанных, сбрасывали живыми, или в холодном Гремучем лесу под Ровеньками. Ещё 15 лет назад не было человека, который не знал бы их имена. Это теперь серьёзные мужи от истории ломают копья: " А был ли подвиг? Может подвига и не было?" Да и что, собственно говоря, успели они сделать? Ну, расклеивали листовки, ну, сожгли биржу, сорвав отправку в Германию "остарбайтеров", помогали красноармейцам бежать из плена… И кто такой Олег Кошевой? Почему его называют комиссаром? И появляются статьи, где из ребят делают предателей, самозванцев, антигероев. Но, как говорили наши предки: "Мёртвые сраму не имут". А топтаться по могилам тех, кто погиб, внеся пусть малую лепту, по их памяти кощунство.

ЧЕТВЕРО СМЕЛЫХ

Семьдесят лет назад страна послала экспедицию первопроходцев на освоение северных широт участники дрейфующей полярной станции «Северный полюс-1»: 41-летний руководитель Иван Папанин, геофизик Евгений Федоров, гидробиолог Петр Ширшов и радист Эрнст Кренкель. Это произошло 21 мая 1937 года. За гладкой официальной картиной оказались скрыты личные драмы четырех полярных первопроходцев и грядущие арктические проблемы. Дальнейшая судьба наших героев, как и сама история освоения Арктики, похожа на айсберг: сияющая надводная часть – и часть подводная, укрытая в глубинах «большой политики» под грифом «секретно».

Смирнов Сергей Сергеевич

Бывают писатели «одной книги», а Сергей Смирнов был писателем одной темы: в литературе, в кино, на телевидении и по радио он рассказывал о людях, героически погибших в Великой отечественной войне, а после этого — забытых.
«В 1954 году, — пишет Сергей Смирнов, — я заинтересовался тогда ещё смутной легендой о героической обороне Брестской крепости и начал разыскивать участников и очевидцев этих событий. Два года спустя я рассказал об этой обороне и о защитниках Бреста в серии радиопередач «В поисках героев Брестской крепости», получивших широкий отклик в народе. Поток писем, обрушившихся на меня после этих передач, исчислялся сначала десятками, а потом сотнями тысяч...»

Клячкин Евгений Исаакович

В конце 60-х я сразу полюбил ранние песни Евгения Клячкина, не зная их автора. "Сигаретой опиши колечко", "Не гляди назад", "Ты наверно, права" сразу запали в душу и остались там навсегда.

Впервые же я увидел Клячкина на передаче "Музыкальный ринг" в конце 80-х. Новое поколение молодежи его уже не знало, и с удивлением спрашивало о том, кому сейчас нужны его песни. А Евгений волновался и все пытался что-то доказать мальчикам, воспитанным на роке и не желающим понимать другое.

В 1990 г. Евгений Клячкин эмигрировал в Израиль, где в 1994 году трагически погиб при купании в море.