Домой    Кино    Музыка    Журналы    Открытки    Страницы истории разведки   Записки бывшего пионера      Люди, годы, судьбы...

 

Страницы истории России    Армия России    Ордена и медали

 

 

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28

 

Translate a Web Page      Форум       Помощь сайту   Гостевая книга

 

список страниц

 


 

Эрос в мундире дипломата (Александра Коллонтай)

 

Красная Мессалина. Декрет о сексе.

 

Сексуальные традиции на Руси

 

 

Александра Коллонтай родилась в марте 1873 года в богатой и уважаемой генеральской семье. В своей автобиографической книге Коллонтай написала так: "Маленькая девочка, две косички, голубые глаза. Ей пять лет. Девочка как девочка, но если внимательно вглядеться в ее лицо, то замечаешь настойчивость и волю. Девочку зовут Шура Домонтович. Это - я".

   Тогда гороскопами не увлекались, большинство просто не подозревало об их существовании. Если бы Александра родилась в наше время, в своей автобиографии она бы написала проще: я – Овен! И этим было бы все сказано.

Ибо у генеральской дочки было все, что полагалось детям привилегированного сословия: своя комната, няня-англичанка, приходящие учителя. И будущее у нее было вполне определенное: блестящая партия, дети, балы и поездки в усадьбу или за границу. Но…

Но в семнадцать лет Александра отказала молодому генералу, императорскому адъютанту Тутолмину. "Мне безразличны его блестящие перспективы. Я выйду замуж за человека, которого полюблю". Ни тогда, ни впоследствии слова Александры не расходились с делом.

В 1891 году в Тифлисе Шура познакомилась с Владимиром Коллонтаем. Они продолжали встречаться в Петербурге - Коллонтай приехал учиться в Военно-инженерную академию. Два года спустя, несмотря на отчаянное сопротивление своей семьи, она стала его женой. "Среди беззаботной молодежи, окружавшей меня, Владимир выделялся не только выдумкой на веселые шутки и умением лихо танцевать мазурку. Я могла говорить с ним о самом важном для меня: как надо жить, что сделать, чтобы русский народ получил свободу. Вопросы эти волновали меня, я искала путь своей жизни. Кончилось тем, что я страстно влюбилась в него”.

   Спустя год после свадьбы Александра Коллонтай родила сына, назвав его в честь деда Михаилом. Родители немного успокоились: дочь пристроена, правда, не так, как хотелось, но человек вроде бы попался порядочный, да еще боготворил свою жену. Обычная женщина довольствовалась бы этим простым семейным счастьем - только не Александра. Через 5 лет она развелась с мужем.

Алекса́ндра Миха́йловна Коллонта́й (урождённая Домонто́вич

   "Мое недовольство браком началось очень рано. Я бунтовала против "тирана", так называла моего мужа". Еще одно любопытное признание, сделанное годы спустя: "...Любила своего красивого мужа и говорила всем, что я страшно счастлива. Но мне все казалось, что это "счастье" меня как-то связало. Я хотела быть свободной. Маленькие хозяйственные и домашние заботы заполняли весь день, и я не могла больше писать повести и романы, как делала это, когда жила у родителей. Но хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо ухаживать няня Анна Петровна. Но Аннушка требовала, чтобы я сама занималась домом. Как только маленький сын засыпал, я целовала его мокрый от пота лобик, плотнее закутывала в одеяльце и шла в соседнюю комнату, чтобы снова взяться за книгу Ленина".

Роковую роль в судьбе Александры Коллонтай сыграла большевичка Елена Стасова, которая убедила младшую подругу, что семья - тюрьма и, только вырвавшись из этой темницы, можно заняться настоящим делом. Революционным. Постепенно Коллонтай приходит к выводу, что любовь к сыну - простой эгоизм, а любовь к мужу - ненужная роскошь. И решается на развод. Она не колеблясь сообщает об этом мужу. "Мы разошлись не потому, что разлюбили друг друга, - писала Александра. - Меня увлекала волна нараставших в России революционных событий".

В августе 1897 года Владимир Коллонтай пишет Александре из Берлина: "Я еще раз повторяю, что ты для меня остаешься единственным человеком, которого я безгранично люблю и для которого согласен на все". Но к подобного рода признаниям Александра Коллонтай оставалась глуха. Через год они разошлись окончательно.

Коллонтай уехала в Швейцарию, где посещала лекции в Цюрихском университете на факультете экономики и статистики. В Лондоне она встречается с семьей социалистов Вебб, в Берлине - с Каутским и Люксембург, в Париже - с четой Лафаргов... Подготовка пламенных статей, участие в сходках единомышленников, сбор средств на партийные нужды... Тем временем Владимир Коллонтай стал генералом и, погоревав, женился на другой, которая стала фактической матерью его сына.

Генерал-майор Владимир Коллонтай – первый муж «Посла Советского Союза» Александры КоллонтайРеволюцию Александра Коллонтай приняла безоговорочно. Как признавалась она позже, ей "был ближе большевизм, с его бескомпромиссностью и революционным настроением". После смерти Инессы Арманд Александра Коллонтай получает высокий партийный пост - возглавляет женотдел ЦК партии и активно работает в миссии по борьбе с проституцией при наркомате социального обеспечения.

В ноябре 1918 года на первом Всероссийском съезде работниц и крестьянок Коллонтай выступает с докладом "Семья и коммунистическое государство". Затем выходят написанные ею брошюры "Новая мораль и рабочий", "Работница за год революции" и другие. На партийном съезде в марте 1919 года она говорит: "Не нужно забывать, что до сих пор, даже в нашей Советской России, женщина трудового класса закрепощена... бытом, закабалена непроизводительным домашним хозяйством, которое лежит на плечах. Все это мешает ей отдаться... активному участию в борьбе за коммунизм и строительной работе. Мы должны создавать ясли, детские садики, строить общественные столовые, прачечные, то есть сделать все для слияния сил пролетариата - мужского и женского, чтобы совместными усилиями добиться общей великой цели завоевания и построения коммунистического общества".

Коллонтай призывала не только к социальному раскрепощению женщины, но и утверждала ее право на свободный выбор в любви. Об этом она писала в своих беллетристических произведениях - сборнике "Любовь пчел трудовых” и повести "Большая любовь". Наиболее ярко идеи Александры Коллонтай прозвучали в нашумевшей в те годы статье "Дорогу крылатому Эросу!" В 1917 году Коллонтай призывала революционных солдат и матросов не только к радикализму, но и к свободной любви. Шесть лет спустя, уже в мирное время, она бросила клич не сдерживать своих сексуальных устремлений, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям.

В 1924 году издательство Коммунистического университета им. Свердлова выпустило брошюру "Революция и молодежь", в которой были сформулированы 12 "половых" заповедей революционного пролетариата. Вот лишь две из них. "Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания". И "не должно быть ревности".

Но, как только большевики укрепили свою власть, "дорога крылатому Эросу" была закрыта. Строители нового общества не должны были растрачивать свою энергию на сексуальные забавы. Все силы трудящихся направлялись отныне на строительство нового государства. А любить полагалось не женщин, а большевистскую партию, ее вождей. Реформаторские идеи Александры Коллонтай увяли на корню, закончилась ее работа и на женском фронте. Ее перебросили на дипломатический участок.

С Павлом Дыбенко

Коллонтай была не только теоретиком сексуальной революции, но и практиком.  она встретилась в бурные революционные дни семнадцатого года. Ей - 45, ему - 28. Знакомство, дружба, любовь - все произошло почти мгновенно.

"Наши отношения всегда были радостью, расставания - полны мук", - вспоминала Коллонтай. Когда ее спросили: "Как вы решились на отношения с Павлом Дыбенко, ведь он был на семнадцать лет моложе вас?" - Александра Михайловна не задумываясь ответила: "Мы молоды, пока нас любят!"

Они соединили свои судьбы первым гражданским браком в Советской России. "Я не намеревалась легализовать наши отношения, но аргументы Павла - если мы поженимся, то до последнего вздоха будем вместе - поколебали меня, - писала Коллонтай. - Важен был и моральный престиж народных комиссаров. Гражданский брак положил бы конец всем перешептываниям и улыбкам за нашими спинами..."

"Перешептывания и улыбки" - это камешек в огород поэтессы Зинаиды Гиппиус, которая в своих сочинениях язвительно писала о "Коллонтайке" и ее "якобы муже" Дыбенко.

Это была странная пара: аристократка Коллонтай, элегантная светская дама, и высокий плечистый крестьянский сын с грубыми чертами лица и соответствующими манерами. Противоположности сходятся? Возможно, ей недоставало "чернозема", а ему страстно хотелось узнать, как же любят эти белотелые петербургские "чистюли". Но существовала еще одна причина взаимного притяжения: оба были партийными функционерами. Он - председатель Центробалта, она - народный комиссар. Они еще долго были вместе, но все хорошее когда-то кончается.

Коллонтай решила расстаться с мужем, уехала на дипломатическую работу и вдруг совершено неожиданно прислала своей подруге очень странное и нетипичное для пламенной революционерки письмо: "...Видишь ли, мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое душевное одиночество, упреков в том, что я несправедливо порвала с ним... Письма были такие нежные и трогательные, что я проливала над ними слезу и уже начала сомневаться в правильности моего решения разойтись с Павлом... И я узнаю, что Павел вовсе не одинок, что, когда его корпус перевели из Одесского круга в Могилев, он захватил с собой "красивую девушку" и она живет у него. Ночью со мной случился сердечный приступ и нервный припадок…”

Спустя годы Дыбенко пытался возобновить отношения с Коллонтай, но она уже выкинула его из своего сердца.

Дипломатическая работа Александры Коллонтай началась 4 октября 1922 года, когда она отправилась торговым советником в Норвегию. В мае следующего года она была назначена главой полномочного и торгового представительства СССР в этой скандинавской стране. Манто, шляпки, переговоры, верительные грамоты - новая жизнь мадам Коллонтай увлекала ее. Дело спорилось, у нее явно были дипломатические способности.

В сентябре 1926 года Коллонтай получила назначение в Мексику, но местный климат оказался слишком тяжелым для ее здоровья, и она вернулась в Норвегию. Очередной разговор со Сталиным, и в апреле 1930 года Александра Михайловна - полпред в Швеции. Ее встретили очень настороженно, и тем не менее шведы закрыли глаза на собственный указ от 1914 года о высылке госпожи Коллонтай из страны. Посол Советского Союза сумела доказать шведам, что ныне она уже не пламенная революционерка, а вполне респектабельный дипломат.

30 октября 1930 года при вручении верительных грамот Александра Коллонтай обворожила старого шведского короля Густава V, а газетчики, все как один, отметили броский туалет советского посла: русские кружева на бархатном платье. Муза Канивез, жена Федора Раскольникова, вспоминала о встрече с Коллонтай. "В то утро в Стокгольме я увидела ее впервые. Передо мной стояла невысокая, уже немолодая, начинающая полнеть женщина, но какие живые и умные глаза!.." Во время обеда Коллонтай пожаловалась: "Во всем мире пишут о моих туалетах, жемчугах и бриллиантах и почему-то особенно о моих манто из шиншилл. Посмотрите, одно из них сейчас на мне". И мы увидели довольно поношенное котиковое манто, какое можно было принять за шиншиллу только при большом воображении..."

В Швеции Александра Коллонтай работала до изнеможения. Организм не выдержал напряжения: 18 марта 1945 года Коллонтай на военном самолете увезли в Москву. Левая рука и нога были парализованы. Но Александра Михайловна продолжала работать и выполняла функции советника в МИДе. В доме на Калужской улице допоздна горел свет. "Мой отдых вечером - книги по истории, монография или исследование античного мира. Факты, факты, я по ним делаю свои выводы о прошлом и будущем человечестве... В мире очень тревожно..."

Некогда активная, неугомонная женщина была прикована к инвалидной коляске. "Но в общем, - записывает она в заветной тетради, - я очень приспособилась".

   Александра Коллонтай готовилась к своему 80-летию. 9 марта, не дожив нескольких дней до юбилея, она скончалась от инфаркта. Как заметил Илья Эренбург, "ей посчастливилось умереть в своей постели".

 

источник- http://people.passion.ru/l.php/eros-v-myndire-diplomata-aleksandra-kollontai.htm

 

 

Александра Коллонтай. Тайны наркомов.

 

 

 

 


 

Беседа Сталина с А. Коллонтай  (Автор А. Коллонтай)  

 

В марте 1938 года фашистская Германия бесцеремонно захватила Австрию. Аншлюс не вызвал протеста ни со стороны Англии, ни со стороны Франции. Не реагировала и Лига Наций. В сентябре состоял ась встреча Чемберлена и Даладье с Гитлером, закончившаяся с их стороны предательством Чехословакии. К Германии была при соединена Судетская область.

Большие надежды руководство СССР возлагало на англо-франко­советские переговоры (май-август 1939 года), где было внесено наше предложение заключить оборонительный пакт трех держав. Однако из-за возражений союзника Англии и Франции - Польши - и бойкота со стороны Запада переговоры были сорваны и военное сотрудничество стран-участниц стало невозможным. У Советского Союза не оказалось другого способа отдалить от себя военную угрозу, кроме как принять предложение Германии о заключении договора о ненападении, который и был подписан в Москве 23 августа.

1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. Вторая мировая война стала фактом. 28 сентября в Москве был подписан договор между Советским Союзом и Германией, который устанавливал западную границу СССР примерно по "линии Керзона", предложенной еще в 1919 году Англией, Францией и США в качестве границы между нами и Польшей. Вокруг советско-германских договоров развернулись дискуссии. Им давались самые различные, подчас диаметрально противоположные, оценки.

В условиях войны в Европе интересы безопасности Советского Союза требовали укрепления его границы с Финляндией. В это время в Москве проходили переговоры Советского правительства с финской делегацией. Они были трудными, подвигались медленно. Пресса оперировала догадками, тенденциозными слухами. А М. Коллонтай, советский посол в Швеции, тоже не располагала достаточной информацией и, чтобы лучше сориентироваться, решила ехать в Москву, посоветоваться в наркоминделе, получить уточнения позиции СССР

Поселившись в гостинице "Москва", Александра Михайловна стала звонить В. М. Молотову.

"Я, - вспоминает Коллонтай, - сижу и ожидаю в приемной вызова Молотова. Часами жду. Секретари возвращаются из кабинета и лаконично бросают мне:

- Нет, все еще занят, обождите. - Наконец секретарь отворяет передо мною дверь кабинета Молотова:

- Войдите, Вячеслав Михайлович Вас ждет. Молотов начал беседу с вопроса:

- Приехали, чтобы хлопотать за Ваших финнов?

- Я приехала, чтобы устно информировать Вас, как за рубежом

общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе, что повлечет за собой конфликт Советского Союза с Финляндией.

- Скандинавы убедились на при мере Польши, что нацистам мы не даем поблажки.

- Все прогрессивные силы Европы будут на стороне Финляндии.

- Это Вы империалистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны. А как Ваши шведы? Удержатся ли на провозглашенной нейтральности?

Я старалась кратко, но четко указать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.

На этом Молотов перебил меня.

- Вы имеете в виду опять-таки "прогрессивные силы" ­империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами.

Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз внушительно повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы проекта договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на независимость Финляндии, давали финнам компенсацию за передвижку линии границы более на север. На все предложения СССР у финской делегации был заготовлен только один ответ: "Нет, не можем принять".

Так как никакие доводы не принимались во внимание, это создавало впечатление, что финское правительство решило для себя вопрос о неизбежности войны против СССЕ Однако Советское правительство, говорил нарком, заинтересовано в нейтралитете скандинавских стран.

. - Нужно сделать все возможное, чтобы удержать их от вступления в войну. Одним фронтом против нас будет меньше, - сказал Молотов на прощание А М. Коллонтай.

С каким-то чувством неудовлетворенности, усталости и встающей тяжелой ответственности я медленно пошла в гостиницу, перебирая детали встречи с Молотовым, - записала Александра Михайловна. ­Стремилась как можно быстрее решить служебные вопросы по наркоминделу и внешнеторговому ведомству и возвратиться в Стокгольм. Хотелось, особенно после встречи с Молотовым, позвонить Сталину. Внутренне порывалась несколько раз, но, сознавая всю сложившуюся обстановку, ту напряженность момента и ответственность, которая свалилась на Сталина, я беспокоить его не могла ...

Прошло несколько суетливых дней. Я решила почти все свои дела и уже собиралась уезжать. Вдруг раздался телефонный звонок - Товарищ Александра Михайловна Коллонтай?

- Да. Я Вас слушаю.

- Вас приглашает товарищ Сталин. Могли бы Вы встретиться? И какое время Вас бы устроило?

Я ответила, что в любую минуту, как это угодно товарищу Сталину. Какое-то время наступило молчание. Видимо, секретарь докладывал Сталину.

- А сейчас можете?

- Конечно, могу.

- Через семь минут машина будет у главного подъезда гостиницы

"Москва". До свидания, Александра Михайловна.

Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Сталин встал из-за своего . рабочего стола мне навстречу и, улыбаясь, долго тряс мою руку.

Спросил о здоровье и предложил при сесть.

Внешне Сталин выглядел усталым, озабоченным, но спокойным, уверенным, хотя чувствовалось, какая глыба тяжести на нем лежит. Это с особой силой я почувствовала, когда Сталин стал прохаживаться вдоль длинного стола взад и вперед. Его голова как будто втянул ась в плечи под громадою дел. И тут же Сталин спросил: "Как идут дела у Вас и Ваших скандинавских нейтралов?"

Пока я собиралась кратко и притом емко ответить, Сталин заговорил о переговорах с финской делегацией в Москве, о том, что шестимесячные переговоры ни к чему не привели. Финская делегация в середине ноября уехала из Москвы и больше не вернулась с "новыми директивами", как обещала. Договор, который должен был обеспечить мир и мирное соседство между СССР и Финляндией, остался неподписанным. Сталин был обеспокоен, но никакой тревоги не ощущалось.

В основном разговор велся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией. Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах в связи с проникновением Германий в эти страны, чтобы привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить конфликта. И, как бы заключая, сказал, что "если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим и обойдется малой кровью. Время "уговоров" и "переговоров" кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером",

Я почувствовала, что меня будто ударило каким-то током. Я впервые ощутила, как близка война. Из моих рук даже вывалился блокнот, который я брала с собой, идя в Кремль к Сталину, чтобы все записать ...

На этот раз беседа продолжал ась более двух часов. Я не заметила, как быстро пролетело время. Сталин, беседуя со мной, в то же время как бы рассуждал вслух сам с собой. Он коснулся многих вопросов: О поражении народного фронта в Испании, много говорил о героях этой борьбы. Это продолжалось всего несколько минут. Главные его мысли были сосредоточены на положении нашей страны в мире, ее роли и потенциальных возможностях. "В этом плане, - подчеркнул он, - экономика и политика неразделимы". Говоря о промышленности и сельском хозяйстве, он назвал нескольких ответственных лиц за дела и десятки имен руководителей больших предприятий, заводов, фабрик и работников в сельском хозяйстве. Особо он был обеспокоен перевооружением армии, а также ролью тыла в войне, необходимостью усиления бдительности на границе и внутри страны. И, как бы заключая, особо подчеркнул:

"Все это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ ­великий народ. Русский народ - это добрый народ. У русского народа - ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него - стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ - неодолим, неисчерпаем".

Я старалась не пропустить ни одного слова, так быстро записывала, что сломался карандаш. Я как-то неуклюже стремилась схватить второй из стоящих на столе, что чуть не повалила их подставку. Сталин взглянул, усмехнулся и стал прикуривать свою трубку. ..

Размышляя о роли личности в истории, о прошлом и будущем,

Сталин коснулся многих имен - от Македонского до Наполеона. Я старалась не пропустить, в каком порядке он стал перечислять русские имена.

Начал с киевских князей. Затем перечислил Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Калиту, Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Закончил Марксом и Лениным.

Я тут вклинилась, хотела сказать о роли Сталина в истории. Но сказала только: "Ваше имя будет вписано ... " Сталин поднял руку и остановил меня. Я стушевалась. Сталин продолжал:

"Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР - в дружбе народов. Осгрие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом в будущем развитие пойдет- более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток Возникнут острые противоречия с Западом.

И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом".

"Эта беседа, - записала Коллонтай, - произвела на меня неизгладимое впечатление. Я по-другому взглянула на окружающий меня мир. Я к ней обращалась мысленно много-много раз уже в годы войны и после нее, перечитывала неоднократно и все время находила в ней что-то новое, какой-то поворот, какую-то новую грань. И сейчас, как наяву, вижу кабинет Сталина в Кремле. В нем длинный стол и Сталина ...

Уходя из кабинета, меня охватила какая-то грусть. Прощаясь, Иосиф Виссарионович сказал: "Крепитесь. Наступают, не за горами тяжелые времена. их надо преодолеть". И, немного помолчав, сказал:

"Преодолеем. Обязательно преодолеем! Берегите себя, крепите здоровье, закаляйтесь в борьбе!"

Выйдя из Кремля, я не пошла, просто побежала, не замечая никого, повторяя, чтобы не забыть, сказанное Сталиным. Войдя в дом, я тут же вытащила блокнот со своими заметками, схватила бумагу и стала записывать. Взглянула на часы. Была уже глубокая ночь. Часы показывали без десяти минут два ... ".

 

Диалог. 1998. М8. С.92 -94.

 

Примечание:

 

Извлечения из дневников А.М. Коллонтай, хранящиеся в Архиве МИДа РФ, произведены историком М.И. Трушем

источник- http://stalinism.ru/dokumentyi/beseda-stalina-s-a.-kollontay.html

 


 

 Валькирия революции

 

 

 

Личное дело. Александра Коллонтай

 

   

 

Юбилей эмансипации

 

Советским людям старшего поколения ее образ знаком по фильму "Посол Советского Союза", где роль Коллонтай исполняла Борисова, — фильм, разумеется, весьма далекий от действительности. В наше время Давидом Саркисовым был сделан другой фильм о той же героине — документальный, но его немногие успели увидеть. Новому поколению имя Коллонтай мало что говорит, а зря: все наши доморощенные феминистки, любительницы телепрограммы "Я сама", должны бы держать ее портрет у себя над кроватью.
       Свою партийную карьеру она, дочь царского генерала и сама генеральша, вступив в большевики в 17-м, начала в роли начальницы Собеса, была своего рода Эллой Памфиловой того времени. А после смерти Инессы Арманд возглавила "Центробаб", как тогда говорили, т. е. Женотдел ЦК, став, таким образом, главным теоретиком новой власти по вопросам семьи и брака и феминисткой номер один, как нынче Маша Арбатова (хотя последнюю никто не назначал на этот пост, но выдвинули снизу женские обездоленные массы).
       Феминизм как таковой зародился в Англии в форме движения суфражисток, то есть борьбы женщин за избирательное право. Он быстро распространился по Европе и перекинулся за океан. Повсюду на Западе перечень требований женщин увеличивался прежде всего за счет социальных вопросов — требований равных с мужчинами возможностей образования, заработной платы и т. д. Лишь в России уже в 60-е годы прошлого века женское движение было густо окрашено половой тематикой, заслоняющей все прочие вопросы. Скажем, даже такая "домашняя" женщина, как Анна Григорьевна Достоевская, вспоминает, что была шокирована старомодными манерами будущего мужа: мол, мы, девушки 60-х, бывали оскорблены, если мужчина целовал нам руку. Так что на посту в "Центробабе" Коллонтай — в полном соответствии с национальной феминистской традицией — занялась прежде всего теорией свободной любви.
       К тому времени — было ей уже 47 лет — у нее был солидный женский послужной список. Не говоря уж о муже-генерале, с которым ей повезло развестись незадолго до революции, в ее активе числился Плеханов (своего рода рифма к паре Ленин—Арманд), меньшевик Маслов, большевик Шляпников, кажется, Карл Либкнехт и знаменитый революционный матрос Дыбенко, к тому времени уж наркомвоенмор, как это тогда изящно называлось, который был моложе ее на 17 лет. С ним она сошлась, агитируя по поручению Ленина среди матросов. Причем за ней ухаживал и бывший тогда тоже матросом большевик Раскольников, но тому пришлось отступить и утешиться в объятиях Ларисы Рейснер, тоже агитаторши и комиссарши, прототипа героини "Оптимистической трагедии".
       Ради исторической справедливости надо отметить, что в интеллигентской России, воспитанной на "Что делать?" с заложенной в этом романе проблематикой "любви втроем", Коллонтай была самой радикальной из эмансипированных

 революционных дам. Она писала еще задолго до революции: "Половой акт должен быть признан... естественным... как утоление голода или жажды". То есть предвосхитила знаменитую формулу своей подруги Инессы Арманд о "стакане воды" — та лишь придала этой мысли лапидарную форму, доходчивую для масс: при коммунизме совершить половой акт будет столь же естественно и доступно, как выпить стакан воды. Коллонтай же принадлежит теория отмирания семьи при коммунизме, коллективного воспитания детей, полного промискуитета, где "все принадлежат всем", а пока такого, идеального, положения вещей достигнуть не удается, предлагала законодательно разрешить двоеженство и троемужество (и последний штрих особенно трогателен и характерен). Впрочем, эти идеи об отмирании семьи были чрезвычайно неоригинальны: начать с того, что так жили многие примитивные племена, таков был семейный строй у инков, таковые же порядки поддерживали иезуиты в знаменитой индейской "коммунистической" колонии в Парагвае.
       Есть еще одна характернейшая черта русского феминизма. Помимо чрезвычайной сексуальной озабоченности все русские эмансипантки, как одна, страдали недугом графомании. Они не стремились, скажем, научиться играть на тромбоне, не прыгали с парашютом и не разводили кактусы. Случались русские женщины, у которых были такие хобби, но они при этом не исповедовали феминизм. Только страсть к сочинительству, причем отнюдь не исчерпывающаяся лишь пропагандистскими целями (хотя, конечно, писали они о самом главном — о свободной любви).
       Сочиняла Аполлинария Суслова, прототип Настасьи Филипповны в "Идиоте", любовница Достоевского, жена Розанова, одна из первых "свободных" русских женщин (причем ее очень откровенные в эротическом плане дневники — тоже характерная черта, которая повторится и у Коллонтай). Первая в России женщина-математик, член-корреспондент Академии наук (впервые, после княгини Дашковой, некогда Академию возглавлявшей, в Академию приняли женщину) Софья Ковалевская написала два романа. Пробовала себя в беллетристике Инесса Арманд. Писательницей числилась и комиссар Лариса Рейснер, и именно в ее незаконченном автобиографическом романе, пронизанным необыкновенным даже для российской эмансипантки самолюбованием, героиню зовут Ариадна. И здесь, по-видимому, содержится намек, что лишь такая, свободная, женщина, может указать мужчине выход из лабиринта, в котором он плутает. Точно так и Коллонтай, достигнув, наконец, к 50 тихой гавани и сделавшись по назначению Сталина послом в Норвегии (Мексика и Швеция будут позже), сочинила роман "Любовь пчел трудовых" — на любимую ею тему любви втроем (кстати, это вообще было очень модной темой в середине 20-х, подобный роман есть у Вербицкой — предреволюционной поставщицы дамского сентиментального чтива, сориентировавшейся в новой конъюнктуре, а самый скандальный — тоже о "стакане воды" — "Собачий переулок" Льва Гумилевского, недавно переизданный).
       Оставим фрейдистам гадать об этих загадочных закономерностях непознаваемой русской женской души. Ясно лишь, что при всей своей незаурядности и индивидуальности Александра Коллонтай вполне вписывается в длинный ряд русских феминисток со всеми характерными для них чертами: безадресной революционностью, сексуальной экзальтированностью, относительным равнодушием ко всему, что не лежит в сфере Крылатого Эроса и Эроса бескрылого (любимые эвфемизмы нашей героини для обозначения страсти и секса) и манией к сочинительству. Но, увы, все эти Ариадны, похоже, так и не смогли никого никуда вывести. И, несмотря на всю их практическую работу и теоретические изыски, воз и ныне там, и моногамия, к их досаде, по-прежнему во всем цивилизованном мире правит бал.

       
источник-НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ  http://www.kommersant.ru/Doc-rss/175340