Кроме русских песен, дед часто пел романсы. Помню, как дед, густым, сочнымбаритоном затягивал «Выхожу один я на дорогу». И мне сразу же представлялся фантастический пейзаж, которого я, в силу своего возраста, и знать –то не могла. Из окна своей комнаты, выходящий во двор-колодец я могла видеть только край неба и в лунные ночи, когда все уже давно спали, подходила к окну, смотрела до боли в глазах на свет звезд и все пыталась услышать в бесконечной высоте их говор. Мне страстно хотелось увидеть Того, кто мог слышать, как «звезда с звездою говорит». Я была так мала, что даже не знала, что жил на земле поэт, написавший эти глубочайшие строки, которые уводят человека в необозримую космическую даль.

Голова демона рисунок М.Врубеля

А в начале 1947 году я вместе со своей семьей оказалась на Северном Кавказе. После освобождения Праги, отца оставляли там военным атташе, но он на все уговоры, говорил: «нет». Вернулся в Ленинград, а вскоре получил назначение на Кавказ.
Сначала мы жили в Нальчике. И в те послевоенные годы там было неспокойно. После наступления темноты приезжие русские, особенно семьи военных в городе не появлялись. Было опасно. Днем, выходя с мамой в город или на рынок, я видела мужчин –черкесов, одетых в национальную одежду. Особенно поражал мое воображение длинный кинжал, красовавшийся на поясе. Я боялась его до обмирания сердца.
Но вскоре отца перевели в Пятигорск и здесь я, наконец, узнала имя Поэта, который написал удивительные строки, волнующие меня до сих пор.

Мы жили у подножия горы Машук. Это была квартира не то папиного сослуживца, не то хозяина, у которого мы снимали комнату. Ни самого дома, ни то, что его окружало, в моей памяти не осталось. Но отчетливо, до мельчайших подробностей помню большую светлую комнату, паркетные полы, натертые до блеска, в котором отражалась хрустальная люстра, большое овальное зеркало, висевшее на стене, черный рояль, стоявший в правом углу комнаты и распахнутые двери, ведущие на балкон. Балкон был большой, почти, как комната. С него открывался вид на гору Машук и на место дуэли Лермонтова. Вернее, это уже потом я узнала, что здесь был убит Поэт. Моя детская душа не могла принять этой трагедии, разыгравшейся под вечным, ярким безоблачным и таким ласковым небом, какое я видела на Кавказе. Я не знала, что такое ненависть, но имя Мартынова для меня, росшей в послевоенные годы, на долгие годы, стало синонимом зла, несправедливости, непоправимого горя. Родители много мне рассказывали о Лермонтове, мама наизусть знала «Мцыри» и «Демона», и я все силилась представить Демона, Тамару, Мцыри, для которого свобода была дороже жизни. Мне запали в душу строчки:

Я видел груды темных скал,

Лермонтов в детстве. Рисунок неизвестного художника

Когда поток их разделял,

Демон у Тамары. рисунок Врубеля

И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!

Господи, думала, что же это был за человек, которому было дано слышать и говор звезд, и читать мысли камней?!

Если мама рассказывала, то отец пел арии из оперы «Демон»: «К тебе я стану прилетать, гостить я буду до денницы и на шелковые ресницы, сны золотые навевать…». Как мог Демон летать, и кто это такой я не знала. Мне ничего не объясняли, просто читали, мне шестилетней девочке гениальные стихи, и они входили в меня в мою плоть и кровь, будоража меня своей необъяснимой прелестью и тайной. Мы часто ходили с мамой к памятнику, каждый раз принося букет полевых цветов, других просто не было. В послевоенные годы цветов никто не выращивал, даже там на Кавказе. Однажды мама показала мне портрет Лермонтова, я была поражена его большими, грустными глазами и долго плакала, все, никак не примеряясь с тем, что он погиб и никто, никто ему не помог, не уберег, не спас, не отвел эту беду. Мама мне говорила, что он был убит совсем молодым в 27 лет. Я не понимала до конца, много это или мало- 27, но на всю жизнь этот возраст остался для меня символом юности, расцвета творческих и духовных сил.

Вернулись мы в Ленинград, к родной и любимой семье в канун Нового 1949 года. На следующий год я должна была пойти в школу.
И все было по-прежнему, так мило, уютно в нашей большой дружной семье. То же пение и чтение, танцы под патефон, скромное чаепитие и неторопливые беседы за столом по вечерам. Однажды я увидела на этажерке большую книгу в синей матерчатой обложке, потрепанной по краям. Я взяла ее в руки, раскрыла и увидела знакомое лицо Поэта. С тех пор, эта книга сопровождает меня всю жизнь. Первых трех страниц почему-то не было, да и, вообще, удивительно, что она уцелела. Выпущена она была в 1941 году к 100-летию гибели поэта. Я увидела портрет маленького Лермонтова, в беленьком платьице, похожим на девочку, с нежной полуулыбкой и совсем недетскими грустными, пророческими глазами и долго не могла оторваться от него. Я осторожно листала страницу за страницей. Передо мной чудесной чередой проходят картины Тархан, Середниково, Москвы, Петербурга, старинные гравюры, благородные лица. Вот Нина, уставшая от светской суеты, вернувшаяся домой, вот портрет Сушковой, а вот знаменитый дом Энгельгардта, где кружится в вихре вальса бездушное светское общество, убившее Поэта, вот Тамбовская Казначейша, а на другой странице купец Калашников… а вот и злодей- Мартынов. Я вновь и вновь вглядывалась в это красивое, но восковое и надменное лицо, все, стараясь понять, как мог этот человек выстрелить в Небожителя? Я не понимала еще тогда, за что убивают Поэтов. Но во мне проснулось неодолимое желание мщения. Перебрав в голове тысячи разных способов, я не нашла ничего лучшего, как взяв в руки толстый жирный синий карандаш продырявить ему левый глаз. Это был первый и последний случай за всю мою жизнь, когда я подняла руку на книгу. Но я была довольна. Я свято поверила в то, что он - Мартынов после моей экзекуции на всю жизнь остался одноглазым. В силу своего воображения и любви к Поэту реальность и детская фантазия слились воедино. Родители, видя, испорченную книгу, ничего мне не сказали, они поняли мои чувства.

Место дуэли Лермонтова в 1850 г.одна из страниц альбома

Место дуэли Лермонтова 1939 г

По этой книге я выучилась читать, так мне хотелось узнать, что же там написано, мне казалось, что, прочтя ее, я узнаю тайну Поэта. В ней я впервые прочитала «На смерть поэта» и узнала, что Пушкин тоже был убит на дуэли. И я безоглядно, безотчетно бросилась в волшебный и чудесный мир поэзии Пушкина, которая, так же, как и поэзия Лермонтова сопровождает меня всю жизнь.
Книга о Лермонтове до сих пор находится в моей библиотеке, как самая ценная реликвия, связывающая меня не только с именем Поэта, но и с моей семьей, моими родителями, уютным домом, ушедшем навсегда детством и молодостью, с моим первым настоящим потрясением от Слова.
Я втихомолку по ночам плакала о судьбе поэтов, еще не зная и подозревая, какая страшная участь была уготована русским поэтам в жестокий и кровавый ХХ век. Вот уж поистине: «Горька судьба поэтов всех времен,//Тяжелее всех она казнит Россию».
На Кавказе я больше не была. Для меня Кавказ остался в той детской жизни, когда я видела сверкающие белизной снежные вершины Эльбруса:
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ… ,
когда входил в грудь пьянящий горный воздух, от которого кружилась голова, с маминым чтением «Мцырей» и «Демона», где «на воздушном океане без руля и без ветрил тихо плавают в тумане хоры стройные светил» и когда еще первозданность, древность этих мест ощущалась особо остро.
А во времена моей молодости, да и всей последующей жизни Кавказ менялся, как менялась вся наша жизнь. В 60-80-е года прошлого века Кавказ стал туристической Меккой, с ее бесконечной суетой, вечно снующими и галдящими туристами, приехавшими туда по профсоюзным путевкам. Ни той тишины, ни той суровой первозданности, которую я застала в своем раннем детстве, уже не было. А позже Кавказ стал «яблоком раздора» многих политиканов и превратился в бушующий военный котел, в котором год за годом гибнут и гибнут люди. И, кажется, что этому не будет конца.
Страница моей жизни, связанная с Кавказом и моей первой любовью к поэзии для меня закрылась уже давно.
Осталась и остается до конца моих дней любовь к Поэту, его Голосу, его необыкновенному слуху, который единственный, кто смог на нашей грешной Земле услышать, как Звезда и Звездою говорит…