Клара Новикова

Лето. На улице жара. Мы с папой едем в трамвае. Одной рукой он держит меня, другой ухватился за поручень. Вдруг папа замечает, как какой-то мужик тянет из женской сумочки кошелек, и стремительно хватает го за руку. Под мои истошные крики: «Папа! Папа!» он выдавливает телом воришки стекло и выбрасывает его из трамвая.

Радио, которое висело у нас в комнате, работало круглые сутки. В шесть утра и полночь под звуки гимна Советского Союза в нашей квартире начиналась и замирала жизнь. Утром под бравурную «Пионерскую зорьку» я чистила зубы, завтракала и бежала в школу, вдыхая запахи цветущей акации и свежих опилок - на углу нашей улицы стоял цирк шапито. Родители часто водили меня туда на представления. Потом во дворе мы с девчонками играли «в цирк»: «дрессировали» собачек, изображали клоунов...

Но я мечтала стать акробаткой. Однажды мамы не было дома. Я привязала шпагат к дверной ручке, второй конец затянула на шее (по моему убеждению, это было «страховкой») и стала ходить по краю ступеньки, балансируя на одной ноге и размахивая руками. Внезапно нога соскочила, и я, скатившись по лестнице, повисла на веревке. К счастью, соседка совершенно случайно увидела меня из окна и спасла мне жизнь. На моей шее долго был виден след от шпагата...

Как-то во втором классе мне поручили роль Кота в школьном спектакле, сказав: «Костюм сошьешь дома». И я азартно принялась его «создавать». Нашла спортивные штанишки. А какой же кот без хвоста? И тут я вспомнила, что в диване, где хранились засыпанные нафталином вещи, спрятана моя цигейковая шубка, достала ее и огромными портняжными ножницами криво обкорнала рукав. Затем набила его ватой и пришила к штанишкам. Получился настоящий «кошачий хвост». Я так гордилась своей придумкой, так радовалась, представляя восторг публики! Но на сцене с моим «котом» приключился конфуз: на глазах хохочущей публики хвост сполз с меня вместе со штанишками.

А позже, ближе к зиме, мама достала шубку из дивана и обомлела. Я сказала, что, наверное, шубу съела моль, но мне почему-то не поверили и выпороли ремнем. В мастерской к моей бежевой шубке пришили черный рукав. Так я и ходила с разными рукавами несколько лет...

- Ваши родители были киевлянами?

- Они родом из маленького украинского городка. Папа знал маму еще девочкой, но совсем не обращал на нее внимания. Он был увлечен ее старшей сестрой, Маней. Но папа уехал учиться в Киев, ушел в армию, потом война началась... Вернулся с фронта, пришел к Мане - а та уже замужем. Словом, папа ее прозевал. Тут моя тетя Маня его спрашивает: «А ты давно видел Полю?» «Она что, здесь?» - удивился папа. Мама была молоденькой, хорошенькой, папа - красивый, статный, с юмором, вот они и поженились...

У папы до мамы не было жены, хотя он был чрезвычайно любвеобилен и нравился женщинам. Папа прошел всю войну, воевал под Сталинградом. С войны он пришел контуженным. Целый год не разговаривал, писал записки. А еще после контузии он плохо слышал. Его вылечили в госпитале, и он снова попросился на фронт. На мой вопрос: «Папа, что ты вынес из этой войны?» - он отвечал буквально: «Я вынес две рубашки, да и те оказались женские!».

В том самом госпитале в него влюбилась майор медицинской службы. «Женщина - кровь с молоком!» - говорил папа. У папы с майоршей случился безумный роман, тетенька была готова ради него на все, даже уйти от мужа. Но, по папиным словам, он решил поступить благородно и не стал разбивать семью. Думаю, он просто, как все мужчины, не хотел жениться... А тут еще стал ухаживать за моей мамой.

Чтобы как-то выбраться из этого щекотливого положения, папа придумал целую историю. Он сказал майорше, что в Киеве неожиданно нашел потерявшихся за годы войны жену и детей. Но майорша ему не поверила: «Да? Ладно. Только я хочу их видеть». И папе пришлось устраивать «встречу». «Стой в два часа на Крещатике, - сказал он своей даме, - мы пройдем мимо». Оставалась мелочь - найти «жену и детей». Он уговорил тетю Маню «одолжить» ему детей, взял мою молоденькую маму и чинно прошелся с ними мимо условленного места на Крещатике, где стояла остолбеневшая майорша. Мама даже не догадывалась о коварном плане папы... Она была счастлива - идет с красивым военным под руку, в белой беличьей шубке и пуховом платочке, да еще и племянников прогуливает...

- Очень колоритный персонаж ваш отец!

- Папа был, конечно, авантюрист. Абсолютный! А какие он заводил романы! Я даже с некоторыми из его женщин была знакома. Конечно, тогда я не знала, что это дамы его сердца. Почему-то почти все они носили белый халат - папа считал этот «рабочий атрибут» необыкновенно женственным. Однажды у него случилась история с одной медсестрой, которая работала в кабинете врача отоларинголога. Мне тогда было лет шесть, и с некоторых пор мы с папой стали частенько посещать поликлинику. Ходили «на профилактику аденоидов» - как объяснял папа дома. А я и не подозревала, что на самом деле служила папе своеобразным алиби: «Что вы от меня хотите! Я был с ребенком!» В кабинете, на двери которого была прибита табличка «Ухо-горло-нос», врач вначале осматривала через блестящее зеркальце мое горло, а потом смазывала гланды противным люголем. На этом прием заканчивался. А поскольку мы приходили всегда к концу рабочего дня, то провожали медсестру домой. Папа с тетей отводили меня в Театр имени Леси Украинки. Я сидела одна в директорской ложе и открыв рот смотрела все спектакли подряд. Медсестра жила в доме рядом с театром, так что пока я наслаждалась искусством, папа «гостил» у тети Жени. Мы оба получали запретное удовольствие и, как сообщники, молчали о своих приключениях дома. Все закончилось, когда однажды к нам пришел муж медсестры и обо всем рассказал. Мама от полученного удара даже слегла. Папа винился, она упрекала... Потом родители помирились. Но с тех пор меня на профилактику аденоидов водить перестали... А я так полюбила театр!

- Ваш папа исправился после этого громкого разоблачения?

- Не знаю. Меня больше «на дело» не брали. Вообще у него на первом месте всегда была семья, а романы - это так. Эмоции, азарт, адреналин!.. Вся его молодость пришлась на армию, войну - естественно, он не отгулял свое. Уже когда я артисткой ездила за границу с концертами, почти в каждой стране ко мне подходила какая-нибудь дама и расспрашивала об отце. Помню, одна спросила: «Вы дочка Бориса Зиновьевича? Передайте ему привет... Скажите - от Бэллы... Он знает...»

- А кем работали ваши родители?

- Папа был директором большого магазина. Но вначале работал простым продавцом. У него была потрясающая жилка бизнесмена, сейчас, не сомневаюсь, стал бы олигархом. Девочкой я прибегала в магазин, как в театр, - чтобы посмотреть спектакль «Папа за прилавком». Он так расхваливал товар, ловко жонглировал перчатками и элегантно подавал пальто, что невозможно было уйти из магазина без покупки. Особенно любили его обслуживание женщины. Помню один анекдотичный случай. В магазин пришла тетка и попросила папу: «Дайте мини от ти «румыночки». Тридцать восьмой размер». Папа принес ей туфли. Она примеряет одну пару, затем вторую - все малы! Сидит и канючит: «Дайте больший... Ни! Другие!» Наконец папа не выдержал и спросил: «Катя, а ты ногти давно отрезала?».

Когда папа стал директором, он часто сидел дома за столом и щелкал на больших счетах, не подозревая, что днем мы с братом нагло катаемся на его «орудии труда» с горки. Однажды мы эти счеты сломали, да так, что все костяшки разлетелись по комнате. Папа бегал за нами с поломанными счетами и кричал: «Убью! Я контуженый, мне за это ничего не будет!»

- Наверное, вы жили как короли!

- Ничего подобного! Очень скромно. Телевизор и холодильник «Саратов» появились в нашем доме, когда уже были у всех. Единственное, папе как контуженому дали квартиру в центре города, на Красноармейской улице. Он никогда ничего не брал без очереди или по блату, в этом плане был страшно принципиальным.